Неподходящая женщина - Страница 23

— Когда я поеду в Лондон? — Это прозвучало отстраненно, словно она уже находилась за тысячи миль отсюда.

— В Лондон? — беспомощно повторил за ней Алексеус. Ну не может же она думать, что он ее отсылает. Надо немедленно разуверить ее. — Кэрри, о Лондоне сейчас не может быть и речи. Я думаю, и доктор согласен со мной, мы должны ехать туда, где ты поправишься, восстановишь силы, выздоровеешь полностью после этой ужасной травмы, которую ты перенесла. Поедем на Сардинию, как собирались, там и... — Алексеус остановился. Он вдруг увидел, что Кэрри смотрит на него огромными глазами, которые сейчас особенно выделялись на ее бледном, осунувшемся, страдальческом лице.

Она вскочила на ноги так резко, что он схватил ее за плечи, чтобы поддержать.

Ее реакция была неистовой. Она отбросила его руки и прислонилась к балюстраде:

— Не прикасайся ко мне! Не выношу твоих прикосновений!

— Кэрри... что... — Алексеус пришел в ужас.

— Боже, ты сидишь и говоришь про Сардинию, словно ничего не случилось!

Алексеус взмахнул руками:

— Нет, все не так! Совсем не так! Кэрри, пожалуйста, выслушай! То, что случилось, - ужасно, страшно, но...

Она не дала ему закончить. Лицо исказилось, эмоции разрывали ее, по щекам текли слезы.

— Ужасно? Боже, да, ужасно! Ужасно, что я забеременела. Ужасно, что тебе пришлось, переборов себя, сделать мне предложение! Знаешь, ты зря волновался. Тебе и не пришлось бы жениться, я бы отдала ребенка на усыновление!

— Что?!

Ее глаза горели, она тяжело дышала.

— А разве я могла бы позволить своему ребенку оказаться в такой отвратительной семье? Думаешь, я бы хотела, чтобы малыш жил с отцом, для которого он не более чем досадная случайность, помеха, и с бабушкой, которая уговаривала меня сделать аборт?!

— Что ты говоришь? Что, черт возьми, ты говоришь, Кэрри?

Ее лицо исказила гримаса ненависти.

— Твоя мать пришла ко мне и предлагала пять миллионов евро за то, чтобы я избавилась от ребенка!

— Нет, нет, этого не может быть. Не может, — побелел Алексеус.

— Думаешь, я не в своем уме и твоя мать вовсе не вынуждала меня сделать аборт? Не предупреждала, что я очень пожалею, если выйду за тебя замуж?

— Когда... когда она тебе это говорила? — Алексеус чувствовал, что кровь стынет в его жилах. В голове звучали слова матери, такие искренние, полные самоотречения: «Я все сделаю для тебя, ради твоих интересов!››

― Когда? Тогда, когда нанесла мне небольшой визит. Заставила себя говорить с маленькой шлюшкой, которую ее бесценный сын поселил в будуаре для проституток. В том самом пляжном домике, любовном гнездышке, устроенном твоим отцом для своей любовницы! Со шлюхой, которую ее сын подобрал на улице ради единственной цели — показать матери, какой тип женщин он предпочитает. И еще объяснить ей, чтобы она прекратила свои хлопоты насчет его женитьбы.

Лицо Алексеуса было неподвижной маской. Боже правый, да откуда Кэрри взяла все это? У нее глаза горят гневом, лицо перекошено.

— А я ни о чем не догадывалась, ни сном, ни духом. Да и зачем мне? Я только маленькая, глупенькая ночная бабочка, слишком тупая, чтобы понимать, что происходит. Безмозглая проститутка, которой твой отвратительный брат должен был объяснять все в живых ярких красках, чтобы ее единственная извилина смогла все усвоить.

— Янис? Янис сказал тебе все это? — подскочил Алексеус.

— Да, Янис!

— Когда... когда он это говорил?

— В то утро... в то утро, когда я потеряла сознание.

Лицо Алексеуса потемнело. Значит, в то утро он любовался парусом, когда Янис уже излил свой убийственный яд...

А Кэрри продолжала:

— Он мне объяснил, зачем я тебе понадобилась! И заодно рассказал все про твою мерзкую, ужасную семью.

— Боже, да слова Яниса не стоят того воздуха, который он вдыхает. Как ты можешь воспринимать это всерьез?

— Он сказал правду! Я позволила тебе подобрать меня на улице и в ту же ночь оказалась в твоей постели! Позволила тебе дарить мне дорогие платья, останавливалась с тобой в шикарных отелях. И я носила драгоценности. Я именно то, чем назвал меня твой брат! Я тупая, безмозглая шлюха, девочка для эскорт-услуг, годная лишь на то, чтобы сопровождать тебя на приемы, и ни для чего больше. Я настолько тупа и безмозгла, что считала романтичным и захватывающим то, что было пошло и вульгарно. И секс с тобой — лишь плата за изысканную одежду, за яхты и шампанское, за полеты в первом классе и на частном вертолете, и...

Алексеус в ужасе замахал руками, отрицая все, что изливалось из нее:

— Все совсем не так! — В его голосе слышался гнев и возмущение.

— Нет, именно так! — закричала она. — Я всегда знала, что не подхожу для общения с людьми твоего круга. Ничего не знаю об искусстве, политике, театре, литературе, опере. У меня не слишком хорошая речь, я не владею иностранными языками. Но я никогда не думала, что ты видишь во мне только проститутку. И это лишь доказывает мою абсолютную тупость.

Алексеус с трудом перевел дыхание. Как будто лезвие в легких... Как-то, как-нибудь, он должен... должен...

Что? Что он должен — или может — сделать? Холод пополз по позвоночнику. Мир взорвался ему в лицо.

Он отчаянно старался найти нужные слова.

— Кэрри, я никогда не думал о тебе так. Никогда! Ты должна мне поверить. Должна! Да, признаю, я действительно полагал, что сумею убедить мать не сватать меня, если появлюсь с тобой у нее на обеде. Но я думал... — Алексеус понял, что не может смотреть ей в глаза. — Я думал, ты не заметишь... э...э... тайного смысла. Думал, ты никогда больше не увидишь этих людей, и какая разница, что они о тебе думают!